Игра по правилам - Страница 41

— Вас все это никогда не угнетало? — поинтересовался я.

Сделав глоток, он задумчиво посмотрел на меня.

— От этого грустно, — наконец произнес он. — Наряду с откровенным злодейством нам доводится видеть много глупости и нелепости. Порой это вызывает смех. Я бы не сказал, что это действует угнетающе, — ты учишься видеть подноготную мира, видеть грязь и обман, смотреть на мир глазами преступников и понимать их порочную логику. Однако это лишь временная утрата иллюзий — суд заседает не каждый день, а только дважды в месяц, как в нашем с Гревилом случае, плюс немного работы в комиссии. Кстати, вот то, что я хотел у вас попросить:

Гревил делал записи по вопросу о выдаче лицензии на открытие какого-то новомодного игорного клуба. Он говорил, что ему стали известны тревожные сведения об одном из его организаторов, и на очередном заседании комиссии Гревил собирался выступить с ходатайством об отклонении их просьбы, несмотря на то, что изначально мы были склонны решить этот вопрос положительно.

— Боюсь, что я пока еще не нашел ничего похожего на эти записи, — ответил я.

— Черт... Куда же он мог их положить?

— Не знаю. Но тем не менее я буду искать. «Мне не составит большого труда заодно со злополучным С поискать и эти записи».

Сунув руку во внутренний карман пиджака, Эллиот Трелони достал оттуда два плоских черных предмета, одним из которых была записная книжка, а другой напоминал портсигар.

— Вещи Гревила, — сказал он. — Я принес это вам.

Он положил их на столик и придвинул ко мне своими пухлыми, несколько неуклюжими на вид пальцами.

— Это он давал мне на время. — Он показал на то, что напоминало портсигар. — А книжку забыл на столе после заседания комиссии на прошлой неделе.

— Спасибо, — ответил я. Открыв плоскую черную коробочку, я обнаружил внутри миниатюрные электронные шахматы, выглядевшие для любого игрока весьма соблазнительно. Я взглянул на Трелони. Его взгляд непроизвольно выражал глубокую грусть.

— Хотите оставить? — спросил я. — Я понимаю, что в них ничего особенного, но, если хотите, можете взять их себе.

— Если вы действительно не против. Я покачал головой, и он убрал шахматы назад в карман.

— Мы с Гревилом любили поиграть... Проклятье! — вырвалось у него с досадой. — Как могла случиться такая нелепость?

Вряд ли можно было что-нибудь на это ответить. Я с горечью в душе взял черную книжку и открыл ее наугад.

— Зло презирает добро, — прочел я вслух, — криводушие — истину.

— Мысли Мао, — коротко заметил Трелони, выходя из раздумья. — Я обычно подшучивал над ним. Он говорил, что у него осталась университетская привычка записывать свои мысли, чтобы лучше в них разобраться. Когда я узнал о его смерти, то прочел эту книжку от корки до корки. Я даже кое-что переписал из нее и надеюсь, это не вызовет вашего недовольства. — Он улыбнулся. — Некоторые моменты в ней покажутся вам весьма интересными.

— Про лошадей?

— И об этом тоже.

Я сунул книжку в уже порядком набитый карман брюк и, неожиданно кое о чем вспомнив, извлек оттуда другую записную книжку с календарем скачек. Объяснив что к чему, я показал ее Трелони.

— Я позвонил по этому номеру, — пояснил я, перелистнув страницы и указывая на цифры, — назвал имя Гревила, и какая-то женщина недвусмысленно дала мне понять, чтобы я больше не звонил, так как она не желает слышать это имя в своем доме.

Эллиот Трелони недоуменно моргнул глазами.

— Сказать такое о Гревиле? Трудно поверить.

— Мне тоже. Не могло ли это быть связано с одним из ваших судебных разбирательств? С кем-нибудь, кого признали виновным?

— Гм. Возможно. — Он немного подумал. — Если хотите, я, вероятно, мог бы выяснить, чей это номер. Однако непонятно, почему он оказался у Гревила в записной книжке. Так вы хотите прояснить, в чем тут дело?

— Мне просто показалось это странным, — сказал я.

— Действительно.

Достав из другого внутреннего кармана золотистый карандаш, он записал номер в тонкую записную книжку в черной кожаной обложке с золотыми уголками.

— У вас много врагов из-за того, что вы работаете в суде? — поинтересовался я. Подняв глаза, он пожал плечами.

— Время от времени в наш адрес раздаются проклятия. Можно сказать, вопли. И все-таки нет. Большинство признают себя виновными, когда это совершенно очевидно. Единственным врагом Гревила мог оказаться тот организатор игорного клуба, который теперь уже не получит лицензию. Гревил называл его наркомагнатом. Этот человек подозревался в убийстве, но ушел от суда за недостаточностью улик. Он мог затаить большую злобу. — Трелони помедлил. — Когда я услышал о смерти Гревила, я даже вспомнил о Ваккаро. Но тут, похоже, нет никаких сомнений в том, что это был несчастный случай... да?

— Да. Строительные леса сломались высоко. Один из рабочих пролетел три этажа и разбился насмерть. На Гревила полетели только обломки. Это могло произойти минутой раньше или минутой позже... — Я вздохнул. — Ваккаро и есть тот «игрок», ждущий лицензию?

— Да. Он приходил на заседание комиссии и казался абсолютно откровенным. «Нужно проверить», — решили мы. Затем кто-то поговорил с Гревилом, и все всплыло на поверхность. Мы не знаем многих подробностей, и нам нужны его записи.

— Я их поищу, — пообещал я вновь и еще полистал записную книжку. — Вам ни о чем не говорят слова «Конингин Битрикс»? — Я показал ему страницу, где это было написано: «Или CZ равняется 1, 7, умноженные на С».

«С, — подумал я, в очередной раз взглянув на уравнение, — означает алмаз».

— Ничего, — ответил Эллиот Трелони. — Но вы же знаете, насколько Гревил ясно мыслил, настолько порой его трудно было понять. А эти записи он делал исключительно для себя. Так же, как и в той, другой книжке. Они не рассчитаны на общедоступность.